Поднявшись по Унже несколько верст вверх они вошли в реку Белый Лух, а из нее в другую речку, названия которой они и не знали. Продвигаясь по ней, беглецы уткнулись в завал деревьев - тор. Назад дороги для них уже не было, а потому место вынужденной остановки и саму реку они назвали Торзать.
Решили тут и обосноваться, отойдя от реки на версту - с такого расстояния их бы не заметили с реки.
Один из беглецов - Еперин построил дом на левом берегу Торзати, другой беглец Шулегин - на правом берегу. Долго ли коротко, обзавелись они семьями, скотиной и стали жить в этом лесу. Получилась своеобразная "альтернативная служба".
Их поселения были найдены только в XIX веке во время разбивки леса на кварталы . Вокруг стали селиться и другие фамилии, но все равно костяк Малой Торзати составляли Еперины, а Большой - Шулегины.
Ныне деревни опустели, часть домов купили "москвичи", но представители старых родов продолжают жить и поддерживать в них жизнь.

На резном балкончике надпись: "Компань АЦветкова", оставлена строителями этого дома.

Между деревнями, на берегу реки находится старой кладбище. На котором лежат многие поколения Епериных и Шулегиных


Представитель рода Епериных - 1890-1973 года


Но кроме могил жителей деревень на этом кладбище есть несколько рядов холмиков, которые появились здесь во времена Унжлага. Расположены они не так, как принято у христиан головой к западу, а ногами к востоку, а по направлению север - юг.

Вероятно, эти захоронения сделаны по мусульманскому обычаю. Именно у них принято хоронить по направлению к Мекке.
На рассохшейся табличке остались только буквы: А-16.

Возможно, по этому номеру можно восстановить, кто и когда был захоронен на кладбище двух деревень.

PS.
На сайте Анекдот.ру нашлась история про Торзать времен Хрущева.
ЕСЛИ ДАТЬ КОЗЕ ПО МОРДЕ - БУДЕТ БЫК Было это во время Оно, после смерти Сталина, когда несчастное крестьянство нашей необъятной Родины переживало первые реформы Великого Реформатора Никиты Хрущева во имя своего бесконечного счастья. Собрались как-то мужики деревни Торзать у Ивана Шулегина попережевывать очередную реформу - укрупнение колхозов. Первым выступил дед Петро, отец Ивана. - Это надо же, до чего Никитка додумался - с родной земли сживать! - Совсем порешить решил! - откликнулась от печки его жена, бабка Елена. - Да уж. Слышали, что в "Красном-то Коммунаре" делается? - спросил Иван. - Там народ почти всю скотину порешил, когда переезжали в Тимошино. Одни, почитай, козы остались. Ето ж ее надо пятьдесят верст гнать. Да и где там держать? А чем кормить? Он об етом подумал, Никитка-то? - А чего ему думать-то? - сказал Ермолай Еперин, - Он вон козу объявил крупным рогатым скотом. Таперь, значится, мы должны сдавать колхозу с каждой козы молока как с коровы, а мяса как с быка-производителя. Э-эх... Наливай! Марья, ты принесла, че я сказал? Мужики пили долго и зло. Несмотря на хороший закусь - груздочки, огурчики, сало - самогонка оказалась хорошее. Ермолай крепко захмелел и Марья повела его домой. Но по дороге он сказал, что ему надо отлить, и Марья ушла одна. Проходит час,другой, а Ермолая все нет и нет. "Вернулся, наверно, назад. Опять, небось, пьет", - с досадой подумала Марья и заспешила к Ивану. "Нет, он не приходил" - сказала бабка Елена. "Да куда же он делся-то?" - подумала Марья. Пошли искать. "Да он, наверно, налево, через конный двор пошел. Напрямик." - сказал Иван. И точно. У конского корыта стояла большая бадья с водой, а эту бадью обхватила темная фигура в шапке и что-то мычала. Это и был Ермолай. Когда его разняли с бадьей, привели опять к Ивану и отпоили самогоном, он поведал, как ходил налево. - Ну, отлил я, значица, и пошел домой короткой дорогой, через конюшню. Да поскользнулся и ударился мордой об пенек, знаешь такой, с трещиной?. Мне там нос-то и защемило. Короче, вырвал я его с кровью. Да и зуб вот выбил. Кровища течет -че делать? Я и вспомнил про бадью, с которой лошадей поят. Пристроился я к ней на корточках и стал себе харю мыть. Долго мыл. Да и наплескал, видимо, и на шапку, и под ноги. Потом хочу встать - не могу. Колени-ти примерзли! И голову поднять не могу - уши у шапки тоже примерзли к бадье. Ёлки зеленые! Хоть караул кричи! Ну и кричал, пока не охрип... Ермолай налил еще полстакана, выпил и блаженно прислонился к русской печке. Морда у него распухла как у быка и покраснела. Иван не выдержал и расхохотался. - А что, Ермолай, тебе щас надо рацпредложение Никитке послать: пущай он велит всем председателям колхозов дать всем козам по морде - вот и будет крупный рогатый скот! P.S. Все названия, имена и события подлинные
Journal information