sogenteblx в «Иди, комиссар!».Ещё два трагических отрывка из мемуаров Тамурбека Давлетшина (см. первую и вторую части).
На русском публикуется впервые.
Рассказ Акрамова. Рижский лагерь, октябрь (?) 1941 года
Акрамов, родом из Уфы, отличался скромностью, был задумчив, но его лицо выражало сдерживаемую энергию. Ещё свежо было в его памяти воспоминание о том, как его расстреливали эстонские полицейские. Он, лёжа на чердаке, рассказывал вечером в темноте:
На русском публикуется впервые.
Рассказ Акрамова. Рижский лагерь, октябрь (?) 1941 года
Акрамов, родом из Уфы, отличался скромностью, был задумчив, но его лицо выражало сдерживаемую энергию. Ещё свежо было в его памяти воспоминание о том, как его расстреливали эстонские полицейские. Он, лёжа на чердаке, рассказывал вечером в темноте:
-Отступая из Тавроггов, где я служил перед войной, мы в Эстонии попали в окружение. Немцы не стали нами интересоваться и пошли дальше на восток. Оказавшись у них в тылу, мы бродили дни и ночи по полям и лесам, пока не стала ловить нас эстонская полиция. В руки полицейских попался и я; они привели меня в волостное правление, находившееся в большом селе, и посадили в какое-то полуподвальное помещение.
После обеда два полицейских вывели меня за деревню и стали расстреливать. Они были выпивши, много говорили между собой, даже спорили. Полицейские поставили меня в нескольких шагах от себя, спиной к полю, и один из них, прицелившись в меня, выстрелил из винтовки, но не попал. Тогда другой оттолкнул его и со словами «Ты не умеешь стрелять, вот, смотри, как надо стрелять!» поднял винтовку, чтобы прицелиться в меня.
В этот момент первый полицейский как будто вдруг вспомнил какое-то важное дело; он дёрнул второго за рукав: «Пойдём, допьём остаток в бутылке, а он посидит там, ему некуда торопиться», — сказал он и кивнул головой в мою сторону. Как услыхал о бутылке, полицейский молча повернул лицо к своему коллеге и, ничего не говоря, опустил винтовку.
«Иди, комиссар!», — сказал он мне и показал рукой на здание, где я сидел. Я ответил, что я не комиссар, а старший лейтенант-зенитчик. А он: «Зенитчик? Что это такое, зенитчик? Это всё равно комиссар! Не разговаривать!».
Они посадили меня опять в подвал, там просидел я ночь, а на следующий день вместе с другими пленными меня отправили в лагерь военнопленных. Пьяные полицейские всё ещё стоят у меня перед глазами.
-Должно быть, они только попугали вас, — сказал один из лежавших возле Акрамова.
-Это вы мне теперь говорите… Знал бы я это тогда, стоял и семечки грыз бы, — ответил Акрамов.
-Смертью кончаются и радости, и печали, и страдания прекращаются… Страшна не смерть, а переживания перед смертью, — философствовал кто-то в темноте.
Досмотр. Тильзитский лагерь, ноябрь 1941 года
Утром после выдачи супа нас перевели в отделение лагеря, в котором стояли палатки; там было 4 больших палатки, в каждой из которых могло укрываться несколько сот человек от ветра, продолжавшего дуть с неослабевающей силой. Перед полуднем появилось несколько полицейских, это были уже не казахи и вообще не пленные. Они построили пленных в два ряда, лицом к лицу, и, медленно проходя между ними, смотрели каждому в лицо. Впереди шел старший полицейский, человек огромного роста, за ним следовали его помощники; они искали среди пленных евреев и других нужных им лиц. Остановившись против одного пленного, полицейские стали расспрашивать его:
-Откуда?
-С Украины.
-Как фамилия?
-Зенько.
-Зенькевич? — полицейский уставился на него. Пленный растерялся и стал заикаться.
-Нет, Зенк... Зенько.
-А как имя?
-Михаил?
-Моша?
-Нет, М... М... Миша.
-Жид?
-Нет, украинец.
-Украинец? Расстегни штаны, мы тебе сейчас скажем, кто ты!
Маленький худенький еврей, лет 23-х, испугался насмерть, стал весь бледный, не знает, что делать. В палатке наступила гробовая тишина, сотни глаз смотрели на него; расстегни штаны — всё равно узнают. Впрочем, были случаи, когда евреи скрывались под видом мусульман, в частности, до самого Берген-Бельзена среди татар скрывался один еврей, который так и не был открыт немцами и умер от поноса. Но были, наоборот, и другие случаи, когда неосведомленные немцы, по одному наличию обрезания, мусульман принимали за евреев и расстреливали.
Полицейские так прижали пленного, что ему было некуда деваться, и он сознался, что он еврей. Старший полицейский, обратившись к своим помощникам, произнёс недовольным тоном:
-Я же вам сказал, что нужно тщательнее проверять вновь прибывающих. Чего вы смотрели? Вывести его за лагерь!
Двое полицейских повели еврея «за лагерь», и больше он не вернулся.
Немцы действительно расстреливали одиночных пленных в первую неделю и потом но уже меньше С участием литовцев/латышей, без оного.. Есть и фото и нем. документы, к чему эти рассказы ОБС??