"Из полкового сейфа принесли старую карту, склеенную из нескольких листов. Развернутая, она оказалась не квадратом, а широкой полосой и едва уместилась на длинном столе. Маленькая электролампочка, укрепленная на потолке, ярко освещала бледную сетку топографических значков, кое-где пересеченную линиями красного и синего карандаша. Карта звалась стотысячной: одному метру соответствовало сто километров местности.
...
Многие из тех, кто собрался на этот вечер у командира полка Баурджана Момыш-Улы, знали карту наизусть: на одном конце был район Волоколамска, на другом - Москва.
Кто-то поднял свешивающийся край и удивленно спросил:
- Почему последний лист оборван? Почему здесь нет Москвы?
Все посмотрели на карту. Последний лист действительно выглядел странно: от него осталась лишь узкая лента, приклеенная к соседнему листу.
Край был аккуратно обрезан, но в середине, где разными шрифтами дважды повторялось слово "Крюково" - станция и село, бумага была порвана".
Момыш-Улы:
"Я достал карту и не нашел Крюково. Развернул новый лист... Ага, вот оно... И тут же, на этом же листе, огромное средоточие топографических знаков - Москва. Надо было намечать маршрут, давать распоряжения, а я смотрел и смотрел на сбежавшиеся вместе квадратики, кресты, полоски, на явственно проступающие ломаные и кольцеобразные просветы московских улиц".
"Я сидел над картой и, рассматривая худший вариант, искал, нет ли от Крюкова до Москвы промежуточного рубежа, где можно было бы крепко зацепиться. Искал и не нашел. Вывод: Крюково последний рубеж".
"Вопреки правилу, сложил ее иначе: сломал бумагу поперек. Там, где кончалось Крюково, я с силой провел пальцами по сгибу, чтобы больше тут не разгибать. Нажимая, я в одном месте задел ногтем и порвал бумагу.
На столе лежали разные документы. Встаю, рассматриваю, кое-что кладу в полевую сумку, кое-что отдаю Сулиме. Наконец беру карту, и вдруг, должно быть, я неловко ее взял - она развернулась, и я опять увидел огромную черную полуокружность, увидел то, что решил не видеть. Я сказал Сулиме: "Дайте перочинный ножик".
Сулима достал и раскрыл нож, я сел и не спеша, аккуратно отрезал загиб, как разрезают книгу, отделив все, что было на восток от Крюкова. Затем протянул Сулиме и сказал: "Сожгите..." Он переспросил: "Как?" "Сожгите", - повторил я".
Полностью рассказ например здесь.
Берем "сотку" с Крюково - вон он почти в самом верху двумя квадратами ниже цифр 86. А где Москва?
Москва на следующем листе.
И конечно командир полка не мог и не должен был знать об оборонительных рубежах (во множественном числе), которые были уже построены у него в тылу. Воевать полку по "сотке" несколько сложновато - все полоса укладывается в пару "квадратов" - сторона которого 2 км. Скорее всего склейка была из 1:25 000 или даже 1:10 000, на которых Москвы конечно же не было.
Рассказ конечно красивый, но это скорее всего лишь вымысел Бека.
"Рассказ был также напечатан в журнале "Дружба народов", 1958, No 2, под рубрикой: "Из фронтовых записей".
"Последний лист" написан в ходе создания двух первых повестей "Волоколамского шоссе", но в них не вошел. Работая над "Резервом генерала Панфилова", Бек предполагал включить рассказ в эту, завершающую, повесть книги. "Придумал наконец эпилог, - записывает он в дневнике, - сделаю его из рассказа "Последний лист". Весомо, серьезно" (Архив Бека). Однако в дальнейшем писатель этот замысел отклонил".
Edited at 2016-09-20 11:51 am (UTC)
Потому что сектор ответственности полка например может попасть на границу или даже на перекрёсток четырёх карт из колоды ГШ.
Поэтому из штатной колоды карт ГШ вырезают и склеивают карту-полосу на которую наносят обстановку.
Edited at 2016-09-20 01:15 pm (UTC)
Москва находится на листе N-37-4 это если брать "сотки"
полоса полка укладывалась на склейку 250 метровок что то типа О-37-135-В-д, О-37-135-Д-а, N-37-3-А-б, N-37-3-Б-а. Никакой Москвы тут нет.
Edited at 2016-09-20 01:35 pm (UTC)
---
Попробуйте сами склеить карту из штатных, чтобы "на одном конце был район Волоколамска, на другом - Москва."
И вообще зачем при обороне Крюково "сотка" на которой это Крюково едва заметно. И зачем присылать командиру полка лист с Москвой.
Их таких штатных колод разрезаются и склеиваются карты для штабов.
Карты у штабов всегда разрезанные и склеенные из вот таких штатных квадратов.
Попробуйте сами смоделировать, из каких штатных квадратов была склеена карта для штаба полка, которым командовал Момыш-Улы, чтобы "на одном конце был район Волоколамска, на другом - Москва."
Вы либо не понимаете, либо мы говорим о разных вещах.
Бек описывает какую-то мифическую склейку Момыш-Улы, на которой одновременно и Волоколамск и Крюково и оторвана Москва.
Нет проблем склеить такую виртуальную карту из отдельных листов, однако
а) Момыш-Улы не мог получить склейку от Волоколамска до включительно Москвы для защиты Крюкова. Она тупо бесполезна.
б) Он не мог оторвать кусок листа с Москвой, чтобы оставить только Крюково - они на разных листах.
в) лист с Москвой ему вообще не должны были присылать.
===
Мы имеем красивую фантазию на тему "ни шагу назад".
Я бы из прекрасного далёка не осмеливался обвинять фронтовиков в фантазиях.
Посоветуйтесь со штабными офицерами на предмет как делаются карты.
всё же это даже не мемуары..
Re: всё же это даже не мемуары..
«Поступило боевое распоряжение, приказ из штаба дивизии, в котором отход был намечен через Матушкино – Алабушево: занять оборону, по военно-топографическим понятиям, по западной окраине деревни, а на самом деле станцию – населённый пункт Крюково. Цель была одна – не допустить врага к Москве. Прежде чем принять какое-нибудь решение, командир должен тщательно изучить местность по карте.
Моим адъютантом был лейтенант Сулима, высокий сероглазый украинец, молодой, воспитанный, культурный, честный. Адъютант, если он толковый и работоспособный, – хороший помощник. Адъютант должен с полуслова понимать командира, создать обстановку для плодотворной работы, регулировать режим времени своего командира. Единственным таким адъютантом у меня был Сулима, до него и после него я уже не имел настоящего адъютанта. Когда командир думал над каким-либо решением, Сулима сам не мешал ему и другим не позволял этого делать. Это может сделать не всякий. Многие из наших молодых военных понимали свои обязанности не так. Многие адъютанты понимают свои обязанности как лакейские – это неверно. К тому же Сулима был очень смелым и храбрым солдатом.
Когда я изучал по карте направление на Крюково, на моей карте на правом углу мне все виделось чёрное пятно. Циркулем отмерил расстояние, мы находились в 30 километрах от Москвы. Изучая местность от Крюково, нужно было предусмотреть все направления. Командир, который изучает местность только в одном направлении, ошибается. Надо продумать варианты разносторонне и глубоко и только тогда принимать решение.
Мы отступали. Сам собой напрашивался вопрос: удержимся ли мы в Крюкове? Если нет, то в каких пунктах сможем снова укрепиться? Если не удержимся в Крюкове, то остановка должна быть только в Москве... Вы все знаете, какое положение было в этот момент в Москве. Она была под бомбёжкой.
С батальоном я провёл 27 боев, с полком – 13. В результате последних боев полк уже не был полком – это была маленькая боевая группа мужественных людей, закалённых в сражениях, численностью не больше батальона, а называлась полком, и требования к ней предъявлялись, как к полку. Ну что же! Повоюем в Крюково, подойдём к Москве не больше чем с ротой, по всей вероятности.
Я изучал карту, в это время многие пытались ко мне попасть, но адъютант их не пускал. А карта города Москвы, где мы могли бы воевать после отступления из Крюково, представлялась мне чёрным пятном, пятном позора, не участвовать в позорных боях на улицах Москвы, вырезал из всей своей карты участок Москвы и отдал часть адъютанту, приказав её сжечь. Карту с нашим участком Москвы, датированную 30 числом, можно найти в архиве 19-го гвардейского полка.
Мною было решено дальше Крюково не идти, поэтому не было надобности иметь эту карту, тем более что это чёрное пятно раздражало. Молча сели верхом, догнали полк и 30 ноября заняли Крюково, его западную окраину, я собрал всех командиров подразделений, объявил, что ни одному честному офицеру, командиру и солдату дальше Крюково я идти не разрешаю».
<из книги: Б. Момыш-улы. Психология войны. Алматы, изд. Казахстан, 1996, сс.146>
http://zhurnal-prostor.kz/index.php?id=400
http://zhurnal-prostor.kz/index.php?id=421
Бек превратил его в легенду, в которую Момыш-Улы поверил, вжился и сделал частью своего прошлого. Это почти как в "Бегущий по лезвию", где андроиды принимали заложенные в них воспоминания за свои собственные.
Эпизод с картой был придуман Беком, сам Момыш-Улы конечно же не мог воевать по километровке - у него были начерченные схемы на которых конечно никакой Москвы не было. Сам герой был очень вспыльчивым и агрессивным, потому с ним либо разговаривали о том, что ему приятно, либо разговора не получалось.
Таким образом можно взять творчество Момыш-Улы и посмотреть, что заимствовано из Бека, что было на самом деле и так далее.
Ага. "Синдром Кривицкого". Мухамедьяров "побывал" на параде 07.11.1941, Логвиненко "написал" статью в Красную звезду, Васильев слышал "свист" Доборобабина )